Если бы я хотел сказать что‑то нежное своей девушке, я бы не стал писать этого у себя на стене — ведь таким образом то, что предназначалось только ей, я как бы разделил со всеми. Это все равно что гордо вешать на стену фотографию своего члена, готовясь к свадьбе.
Если бы я кого‑то любил, я бы не стал звонить об этом всему миру — потому что это дало бы умным людям сигнал, что любовь моя недостаточно сильна, и мне нужны зеркала чужих глаз, чтобы ее умножить.
Поэтому чем больше счастливых совместных фоток, чем ярче и воодушевленней признания — тем очевидней, что человек пытается заглушить сомнения в ценности того, что у него есть, и добавить недостающих чувств.
Мне скажут, что страсть, наоборот, так велика, что хочется поделиться ею со всем миром. А я спрошу, что легче: признаться в любви тому, к кому ничего не чувствуешь, или открыться тому, к кому горишь и пылаешь так, что колени трясутся? Подлинные чувства — потаенная, тонкая, стыдливая материя.
Но это лишь один момент — что как «мысль изреченная есть ложь», так и обнародованные чувства мало что стоят. Второй момент — эти всесветные признания уничтожают интригу. То есть, не добавляя влечения одной стороне, снижают его у другой. Потому что не надо признаваться кому-то, что ты ему всецело принадлежишь. Особенно публично. Это ничего не укрепляет, включая эрекцию.